Старовойтова Алина

TheatreHD. «Франкенштейн».

Что случится, если на одной частной вилле соберется веселая компания молодых людей, все мы примерно догадываемся. Но что, если на дворе будет 19 век, молодежь окажется не самой заурядной, а за окном будет безостановочно лить дождь?

Именно из такой мизансцены выросли первая история о вампирах («Вампир» Джона Полидори) и роман о искусственно сотворенном монстре — чудовище Франкенштейна («Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли)

За прошедшие два века эти истории и персонажи были использованы тысячи раз. Каждый пытался переосмыслить их по-своему, но если Вампир в различных переработках представал то, как романтический герой (с гитарой и шпагой), то, как отвратительное чудовище, не ведающее жалости, то, внезапно, как ученый, панически боящийся микробов… то с чудовищем Франкенштейна всегда всё было однозначно — не желающий являться на свет, бесконечно страдающий и одинокий — во всех адаптациях он вызывал жалость и наводил на мысли о недопустимости человеческого вмешательства в Законы Природы.

Спектакль «Франкенштейн», поставленный Дэнни Бойлом по пьесе Ника Дира на сцене Королевского национального театра, стал наиболее яркой иллюстрацией этой простой, но такой важной мысли.

Всё начинается с рождения Создания. Беззащитный, неряшливо собранный из частей мертвецов, из «мяса для собак», конвульсивно извивающийся под безжалостными вспышками яркого света… Монстр? Нет, Человек.

За ужасающим обликом прячется беззащитный и непосредственный ребенок, открывающий для себя мир. Вот только Мир не готов его принять. Даже творец — единственный, кто ответственен за его рождение — сбегает, бросив несчастное существо.

Оставшись одно, Создание быстро учится заботиться о себе. Оно уже может добыть себе пищу, бедный слепой старик учит его говорить, читать, писать… Он рассказывает о том, что все люди изначально добры и чисты, пытается объяснить, что такое любовь, в то время, как окружающие, не тратя слов, показывают Созданию, что такое ненависть, злоба, ложь и месть. К сожалению, наглядный пример существо воспринимает гораздо лучше. В начале — глупый, наивный и бесконечно добрый ребенок, теперь — умный, расчетливый, отчасти даже циничный монстр.

Параллельно с трансформациями главного героя меняется и сценография: минималистичная в первых эпизодах, она тоже словно развивается от нетронутой природы до развитой цивилизации, становится все более и более подробной, появляется много мелких деталей… но в итоге всё встаёт на свои места: Создание оказывается не таким уж и монстром, а почти пустая сцена, залитая ярким светом, снежная пустыня, наводит на мысли о том, что герои все-таки вернулись в лоно природы.

В конце истории творец уже почти неотличим от творения: кто за кем гонится? Кто кого собирается убить? Кто кого спасает? Эта неоднозначность привносит в спектакль дополнительный повод для размышлений. Однако Денни Бойл не останавливается на этом, внося еще большую неопределенность тем, что роли Создания и Виктора Франкенштейна Бенедикт Камбербэтч и Джонни Ли Миллер играют попеременно: сегодня — творец, завтра — творение, сегодня — наивное Создание, завтра — малодушный ученый, бросивший вызов природе… Мне довелось увидеть Бенедикта Камбербэтча в образе Создания, а Джонни Ли Миллера в роли Франкенштейна, хотя я могу с легкостью представить, что было бы, если бы они поменялись местами. Образы главных героев диаметрально противоположные, но они словно перетекают друг в друга: чем умнее и «взрослее» становится Создание, тем запуганнее и беспомощнее кажется Виктор.

Спектакль «Франкенштейн» очень хорошо подходит для показа в кинотеатрах. Денни Бойл, как преимущественно кинорежиссер, сумел сохранить настоящие, живые чувства, характерные для театра, но, в то же время, внес ту самую киношную зрелищность и повышенную внимательность даже к самым мелким деталям, каждая из которых словно ждет, когда её снимут крупным планом.